Никогда не унывающий народ. Вечно кочующий, покрытый опасностью и тайной.
Когда я на коне въехала в цыганский табор, на меня посмотрели сотни черных глаз. Я, на удивление заметила, что мало из них кто спал в это сереющее зимнее утро. Большинство жителей передвижного городка сидели у костров, чем-то были заняты.
Я спешилась, взяла за поводья Рейну и направилась к самому большому и роскошному, по некоторым меркам, шатру-палатке. Я старалась не замечать любопытно-насмешливых взглядов и того, что по мере моего приближения к цели, за мной следовало все больше цыганского народу.
Не переставая дрожать от страха и холода, я продолжала идти к шатру. Но на самом деле мне было плевать на то, что он могли сделать со мной – обидеть, обокрасть, покалечить… Боялась лишь одного – их беспомощности.
Я уже была в нескольких шагах от входа в огромную палатку, когда путь мне перегородил великан со скрещёнными на груди руками и наглой ухмылкой на бородатом лице.
- Куда это мы направляемся? - громыхнул он.
Я чуть вздрогнула и подняла на него глаза, изобразив на своем лице бесстрашие и решимость.
- Мне нужна Марта.
В толпе послышались смешки и пересуды.
- И неужто ждет она тебя в такое время? – насмехался великан.
- Нет, но мне очень нужно с ней поговорить.
Толпа снова зашумела:
- Ух, какая!..
- Наша Марта теперь богачкам нужна!
- Небось, зачаровать кого-то решила!
- Иль со свету сжить!..
- Прошу вас, - не обращая внимания на толпу, я молвила к громиле, – мне нужна её помощь! Она последняя моя надежда.
Великанище открыл, было, рот, но его остановил луч света, мелькнувший на землю через открывшуюся щель тяжелых занавесей шатра:
- Пропусти ее, Баярд! – раздался грубоватый женский голос, и охранник огорченно отступил в сторону.
Сдержав вздох облегчения, я вошла в жилье цыганки.
Моему взору открылось помещение, ярко освещенное свечами и самодельным камином. Внутри сидели несколько человек: один мужчина, играющий на гитаре тихую грустную мелодию, две совсем молоденькие девушки в пестрых нарядах и одна значительно старше их. Я мельком заметила, что вокруг все увешано коврами и мехом, стояла антикварная посуда и мебель. Три женщины сидели, с неприкрытым любопытством взирая на меня. Все они были в ярких безвкусных одеждах и увешаны тяжелыми украшениями.
Одна из них, сидящая в центре, была лет сорока, с длинными темными косами и красивым смуглым лицом. Её черные глаза, казалось, смотрели сквозь меня.
- Раз ты пришла ко мне за помощью, - низким голосом молвила она, закончив изучать меня, – не думаю, что тебе нужно оружие, милая.
Цыган двинулся ко мне, но она остановила его легким движением руки.
Я, пытаясь побороть дрожь в теле, потянулась за револьвером. Мои руки околели от холода и напряжения.
- Мне оно понадобилось, что бы прийти к вам, - молвила я и протянула оружие мужчине.
Черная бровь цыганки метнулась вверх.
- Вот как? Не пускал ревнивый муж?- в её голосе слегка выделялась насмешка. – Иль матушка?
- Нет, - прохрипела я
Марта кивнула на стул рядом с ней и закурила.
Я присела на край сиденья, напряженно выпрямив спину и не зная с чего начать.
- Ну? Неужели тебе понадобилось чар-зелье? – цыганка снова окинула меня взглядом.- Хотя нет, вижу, что у тебя ещё тот задор! Не одного гаджо свела с ума, да?- и она мне лукаво подмигнула. - Но что же ты дрожишь! А ну, Эмилио, налей гостье вина, да погорячей!
Я знала, что пить у цыганки-колдуньи было верхом безрассудства, но отказывать ей в проблеске гостеприимства было ещё хуже. Приняв из рук Эмилио чашку с теплым алкоголем, я сделала глоток.
Гаджо –– «красавец», цыганский язык (прим. автора).
Горло слегка обожгло крепчайшее вино и по телу стало разливаться приятное тепло. Я немного успокоилась и начала, наконец, говорить, глядя на улыбающуюся цыганку-королеву, восседавшую, словно на троне среди своих подданных.
- Очень близкого мне человека сегодня отравили ядом… - осторожно, я продолжила. - Его называют «цыганским». Мне нужно противоядие. Знаю, вы уже спасли одного человека. Я готова заплатить любую цену!
Цыгане переглянулись, послышался смешок. Марта же все также молча, взирала на меня, покуривая свою трубку.
- Милая, - наконец задумчиво заговорила она, поблескивая черными глазами – ой, заплутавшая душа у тебя!.. Ой, да, заплутавшая…!
Я недоуменно посмотрела на неё. К чему она взялась меня изучать? Я начинала злиться.
А та, тем временем, поднялась со своего кресла, скинув меха, и расправив плечи. Она стала обходить меня, одна рука на боку, другая с трубкой у лица.
Но тут я вдруг поняла, что она говорила на моем родном языке! А я ей отвечала тем же! Может, это плод моего воображения?
- Совсем одолели тебя мужики… - она не спрашивала, она утверждала. - Один целует, ой, да как же страстно! Другой – любит тебя сильно, прямо больше жизни своей! Но тебе он не к сердцу... Ай да, гожы! - засмеялась она, а я сидела в полном ужасе и непонимании.
- А третий - и во все жизнь тебе не худо попортил! Ох, бедная…
- Хватит! – оборвала я, да так неожиданно, что даже гитарист перестал на мгновенье свою бесконечную и жалостливую мелодию.
Не знаю, откуда взялась у меня эта резкость и бесстрашие, но уж больно она меня разозлила. Копаться в моей душе ради фокуса пока умирает Виктор!
Я вскочила на ноги и стоически выдержала взгляд цыганки, которая вовсе не была удивленна. На лице её все также играла улыбка.
Поздно поняла, что позволила забыться - ведь не в том положении я нахожусь, что бы сметь пререкаться с ней.