Его тело выгнуло дугой, потом сильно затрясло, и враз…
Все прекратилось. Он стал бездыханным.
Начался просто какой-то кошмар! Мой крик практически оглушил тех, кто стал оттягивать меня от него. Ругань, плачь – все перемешалось в одну шумную массу. А я не могла отвести взгляд от мертвенно-бледного лица Виктора.
Нет, она не могла меня обмануть! Он не может умереть! Только не так! О, Боже, нет!..
Рыдая я повисла на держащих меня руках, пока не почувствовала успокаивающие объятья тетушки.
- Поплачь, милая, тебе это нужно!- она гладила меня по голове и тихо приговаривала.- Со слезами уйдет часть боли, плачь, родная моя.
- Тихо! – вдруг раздался громогласный выкрик Давида Эскаланта и все, резко замолчав, уставились на него.
Я подняла заплаканное лицо к неестественно побледневшему доктору, который склонился к Виктору.
- Он дышит.
Словно ужасно реальный кошмар вдруг оказался сном. Не веря свои ушам и не чувствуя ничего кроме трепетной надежды, я поднялась, не без помощи тетушки.
Казалось, все вокруг замолчало и притихло. Пока тишину не нарушило ровное и спокойное дыхание Виктора Эскаланта и звук, оповещающий о стабильно бьющимся сердечке. Словно мы все наблюдаем за мирно спящим человеком.
- Жив… - только и повторяла я.
Никто не сопротивлялся, когда медработники стали спешно выпроваживать нас из палаты. Мы нетерпеливо ожидали вестей от них под дверью. Себастьян избегал моего взгляда, да и я не настаивала на разговор с ним. Прислонившись к стене, я, устало прикрыв глаза, спустилась на пол, не обращая на протесты тетки.
Я так устала, но не могла позволить себе больший отдых. Нельзя оставлять его надолго.
Прошла, кажется, целая вечность, когда дверь отворилась, и появился доктор. Мы кинулись к нему, но он словно жестокий палач, пытал нас молчанием, пока медленно закрывал за собой дверь.
- Предварительные анализы показали, что в крови значительно меньше ядовитых элементов,- наконец начал он. – Судороги прекратились, дыхание стабилизировалось. Количество яда, мы будем проверять каждый час… Признаюсь, в моей практики таких случаев не было,
От счастья я чуть было не лишилась чувств и, наверное, все-таки, упала бы, если бы не тетушка, поддерживающая меня.
- Я не знаю, сеньорита,- обратился ко мне врач, – что вы ему дали и не могу осудить вас. Но и не одобряю ваш поступок.
Отказываясь идти отдыхать, я сидела под палатой Виктора. Меня больше туда не пускали. Доктора и медсестры не покидали его, он был под строгим наблюдением.
Я ждала, кусая губу до крови и заламывая пальцы. Рядом была моя тетя и семья Эскалант. Ньевес уже не плакала, просто сидела, глядя перед собой. Давид и Себастьян, о чем-то тихо беседовали, бросали на меня настороженные взгляды. У меня было такое впечатление, что они решили, будто я сошла с ума. Это было не обидно, ведь у меня было такое же подозрение.
После трех часов ожидания меня перестали донимать, уговаривая идти отдыхать. Самое худшее ожидание в мире. Я должна была молиться, но не могла.
Наверняка я знала лишь одно: если у меня не получится спасти Виктора, жизнь для меня закончится. Как только он перестанет дышать, в тот же миг умру и я.
Прошло пять часов, когда стало происходить что-то тревожное. В палату к Виктору заходили, и выходи доктора, тихо о чем-то вели спор и обговаривали.
Я поднялась с места, привлекая к себе внимание окружающих. Если я навредила ему, то вернусь в тот табор и собственноручно застрелю эту цыганку. А потом и себя…
К нам вышел доктор имя, которого я не знала. В безмолвном молчании мы смотрели, как он приближается и снимает повязку с лица.
- Биологическая активность яда снизилась. Ядовитых веществ в крови и в организме в целом, согласно последним анализам – не обнаружено, – посмотрев на меня, он продолжил. – Я хочу знать, что вы дали пациенту и где вы это взяли. Это может послужить дальнейшему исследованию нового типа яда во избежание летальных исходов.
Я закивала, чувствуя, как плачу.
- Доктор, нам можно к нему? – удерживая плачущую Ньевес, спросил Давид.
Врач кивнул:
- Только не все сразу.
Глядя, как они входят к Виктору, я не могла остановить поток горячих слез. Он жив. Это все что мне нужно. Тетушка подала мне, что-то попить. Я, всхлипывая, сделал глоток воды. Ее поглаживания по плечам немного успокаивало.
Я должна его увидеть. А потом, можно и поспать… Родители Виктора вышли. Они двинулись ко мне, и я дрожащей рукой вытерла слезы.
- Злата… - Давид смотрел на меня переполняющими чувствами глазами. – Наша семья… в долгу перед вами.
Ньевес снова обняла меня и прошептала:
- Спасибо, дочка!
Я не смогла что-либо ответить. Просто обняла ее в ответ. А когда они ушли, высвободилась из рук тети и пошла к нему.
Себастьян, вдруг, стал предо мной.
Я взглянула на него почти ясным взглядом и ужаснулась – выглядел он ни чем не лучше своего брата. Щеки впалые, глаза красные, а круги под ними еще сильнее чернили из-за бледного цвета лица.
- Злата, - начал он, подойдя ко мне ближе. – То, что ты сделала, было верх безрассудства. Я бы так никогда не поступил.
Его сердитый голос меня немного отрезвил от счастья. Я выдержала его взгляд, пока он первый не опустил глаза.
- Я бы не сделал такого… и потерял бы брата, – когда он посмотрел на меня опять, мне на миг показались слезы в его глазах. – Теперь, вне зависимости от твоего согласия, ты для меня стала сестрой.
Мне не хватило слов, и я обняла его.
- Пойдем?
Он, молча, кивнул, и мы вдвоем вошли к Виктору.
Я, с неимоверным облегчением, заметила перемены в нем: пот уже не покрывал его лицо, которое было не таким бледным. Дыхание ровное и глубокое, он словно спал, немного склонив голову набок.